Бальзак тщательно изучает созданные им характеры, но он не судит действующих лиц своих произведений. Он знает, что если бы Роген не страдал воспалением слизистой оболочки носа и зловонным насморком, он не стал бы бесчестным нотариусом. Этот недуг вызвал у госпожи Роген неодолимое отвращение к мужу. И тогда нотариус, которого презирала и обманывала жена, чтобы утешиться и вновь обрести уверенность в себе, завел себе продажных любовниц. Из-за этого он постоянно нуждался в деньгах, он стал на путь мошенничества и в конечном счете сбежал. Отталкивающий недуг определил судьбу Рогена, такому человеку трудно уберечься от падения. Ален показал, что персонажи Бальзака никогда не чувствуют за собой вины. Каждый из них излагает свою точку зрения со страстной убежденностью в собственной правоте. Гобсек не испытывает никаких угрызений совести из-за того, что он ростовщик. Общая беда всех этих персонажей в том, что «они полагают, будто их представление об истине и есть сама истина. Они простодушны и ограниченны, а потому неустойчивы и ненадежны, но Бальзак так располагает их, устанавливает между ними такие прочные взаимосвязи, что они становятся незыблемыми, ибо ни при каких обстоятельствах один не превратится в другого…»

В отличие от Диккенса Бальзак не стремится вознаградить добродетель и наказать порок. Он дарует Бирото прекрасную смерть, но и смерть Гобсека не лишена своеобразного величия. Жизнь дю Тийе — сплошное триумфальное шествие. Добродетельный Пильеро обладает железной волей, но он спасает то, что еще можно спасти после банкротства Цезаря Бирото, с помощью благоразумия и хитрости, а отнюдь не с помощью высоконравственных речей. Великодушие едва не погубило Ансельма, хорошо еще, что его интересы блюли такие опытные люди, как Пильеро и судья Попино. Роман «Цезарь Бирото» не столько учит читателя жизни, сколько знакомит его с тем, как ведутся дела. Для беззастенчивых дельцов, умеющих ловко добиваться своих целей, есть только одна кара — презрение окружающих; для хороших людей, которые пренебрегают выгодой ради добродетели, есть только одна награда — уважение окружающих. Тот, кто умеет соединить деловитость с нравственными принципами, как, например, Ансельм Попино, становится (в «Кузене Понсе») графом, пэром Франции и статс- секретарем, но при этом суетная атмосфера двора «короля-гражданина» Луи-Филиппа все же не нанесет ущерба душевным качествам такого человека. В отличие от Бирото Ансельм Попино на вершине славы останется человеком скромным и потому познает прочное счастье.

Дело в том, что, с точки зрения Бальзака, большую ошибку совершает тот, кто не понимает, что в этом мире, похожем на бурный океан, в котором сталкиваются мощные течения и, будто тысячи волн, накатывают друг на друга противоборствующие интересы и честолюбивые устремления, нельзя замкнуться в собственном благополучии и противостоять яростному напору стихии, такой человек обречен на гибель. Следует принимать в расчет интересы других людей, ведь только таким путем мы можем оказывать влияние на них. Простак Бирото думает, что Келлер или Нусинген откроют ему кредит из чувства жалости. Но многоопытный Пильеро хорошо знает: тот, у кого просят взаймы, сознает свою силу, и это не позволяет ему проявлять мягкосердечие, а тот, кто уже дал взаймы, напротив, весьма уязвим, а потому снисходителен. Отсюда и возникает необходимость для незадачливого дельца объявить себя банкротом. С этой минуты несостоятельный должник становится хозяином положения. «Должник в каком-то смысле сильнее заимодавца». Ален как-то сказал, что Бальзака следовало бы внимательно читать во всех коммерческих училищах, и он прав. Из произведений Бальзака можно немало почерпнуть сведений о законах кредита, купли и продажи, рекламы. «Цезарь Бирото» — самый великолепный из всех романов, где речь идет о том, как следует вести дела; он не только отражает положение, существовавшее во времена Бальзака, но и предвосхищает то, что происходит сейчас.

Позиция бесстрастного наблюдателя, занятая Бальзаком, привела к тому, что некоторые современные писателю критики упрекали его в безнравственности. Это приводило Бальзака в негодование, и он был прав. Просто он не считал, что реальная действительность отличается высокой нравственностью. Человеческое общество скреплено тысячью естественных уз: это семейные отношения, отношения между различными классами, между хозяином и слугой, поставщиком и покупателем, заимодавцем и должником. И эти естественные связи стоят выше законов. Подобно тому как крестьянину по природе свойственно торговаться, так и банкиру по его природе свойственно пускаться в различные спекуляции. Если не отдавать себе отчета в порядках, царящих в мире, то невозможно жить. Тот, кто не считается с действительным положением вещей, идет к катастрофе. Однако законы нравственности в свою очередь входят в понятия «естественных уз». Вот урок «Цезаря Бирото». Прямо он в романе не высказан. Бальзак был слишком большой художник и не любил лобовых приемов.

ЭЖЕН СЮ

Карлейль [346] говорил, что толковое жизнеописание — явление ничуть не менее редкое, чем толком прожитая жизнь. Он был оптимистом. На самом деле толковое жизнеописание встречается куда реже, чем толком прожитая жизнь. Жан-Луи Бори создал прекрасную биографию Эжена Сю. Он глубоко проник в личность автора и в его эпоху; он владеет стилем; его повествование динамично; и он по-настоящему понял своего героя.

А это было нелегко. Эжен Сю прожил несколько жизней: первую — писателя-мариниста в духе Клода Фаррера [347] ; вторую — светского романиста; третью — социалистического пророка, обожаемого массами и сосланного Луи-Наполеоном. Критика сначала расточала ему чрезмерные хвалы, Сент-Бёв ставил его в один ряд с Бальзаком; потом, когда он обратился к жанру популярного романа-фельетона, та же критика низвергла его, проявив явную несправедливость, в преисподнюю коммерческой литературы. И тем не менее в его жизни есть некая цельность. Индивид претерпевает изменения, но при всех этих метаморфозах в нем сохраняется нечто стабильное. Нередко, однако, эта целостность личности глубоко сокрыта. Что общего между Эженом Сю — повесой, который болтается между мастерскими художников и медицинским факультетом и приобретает известность скандальными проделками; денди в желтых перчатках, который коллекционирует драгоценные безделушки, любовником герцогинь, одним из столпов жокей-клуба; и, наконец, романистом-человеколюбцем, посещающим мансарды и лачуги? Жан-Луи Бори обнаруживает на всем протяжении этой жизни некое постоянное состояние ума, внутренний протест, объясняемый, с его, точки зрения, возникшим еще в детстве комплексом сопротивления отцу.

Семья Сю принадлежала к «порядочным», респектабельным кругам, начиная с эпохи Людовика XIV в ней из поколения в поколение передавалось по наследству ремесло хирурга, орудующего скальпелем; Сю были врачами-клиницистами, профессорами, академиками, которые пользовались почетом при всех режимах. Отец Эжена — человек ловкий, державший нос по ветру, — будучи главным врачом гвардии в период Консульства, добился, чтобы крестной сына стала Жозефина Бонапарт [348] . Этого мало. Сю-отец был личным врачом первого консула, что не помешало ему в период Реставрации, когда ветер подул в другую сторону, сделаться врачом графа Артуа [349] . Возраст не позволил Эжену оценить по достоинству «тот фестиваль Реставрации, которым завершились годы его детства». Став старше, он вспомнил это отречение от былых убеждений, что не прибавило ему уважения к отцу. Для молодежи 1815 года «пышный спектакль был уже позади». От него остались только ностальгическое чувство и некоторое презрение к старшим, которые примазались к трусливому и ханжескому обществу, впоследствии описанному Стендалем.